Hosted by uCoz
     А.Е.Кибрик
     Про то, как это делается

     
     1970 г., с. Хиналуг, А.Е. Кибрик с информантами. Фото И. Оловянниковой

     Фотографии – из истории экспедиций


     Лингвистические экспедиции – это специальным образом организованная жизнь коллектива, объединенного одной глобальной целью: документировать и описать язык, которым исследователи, не являясь его носителями, практически не владеют. Сухой остаток экспедиций – это научные труды, посвященные изучаемым языкам. Но что стоит за этим академическим результатом? И вообще – как это делается? Об этом пишутся различные методические руководства, я также в свое время приложил к этому руку, но экспедиционная жизнь не сводится к применению методик сбора и проверки языковых данных. Экспедиционная жизнь – это особый способ человеческого существования, которое обустраивается участниками данного процесса. Настоящая публикация – о том, как это делается.
     Помню, что в 1968 году, перед лингвистической экспедицией в селение Арчи, я запасся специальной тетрадью, предназначенной для дневника экспедиции. Опыт, полученный в первой экспедиции 1967 года, говорил о том, экспедиции имеют свою Историю и что такого рода предприятие необходимо протокольно документировать. Однако в этой тетради ничего, кроме первой даты, так и не было записано. Потом, в одной из последующих экспедиций, мною была сделана попытка поручить это дело одному из студентов, менее обремененному руководящими обязанностями, и опять же она оказалась безрезультатной.
     Более успешно экспедиции документировались с помощью технических средств: кинокамеры и фотоаппарата. Сохранилось несколько фильмов различной степени законченности, некоторые из них были мною смонтированы, озвучены (тогда еще не наступила эра видеозаписи, и процесс кинодокументалистики был очень трудоемким) и радовали участников экспедиций и их друзей, но эти пленки старели, выцветали, крошились и теперь уже совсем непригодны для демонстрации.
     Имеется довольно большой фотоархив экспедиций, никогда специально не собиравшийся и не хранившийся. У экспедиции были свои блестящие фотохроникеры (один из самых выдающихся – Ира Самарина) и рядовые владельцы фотоаппаратов, и если покопаться в домашних архивах пары сотен экспедиционеров, наверняка можно найти множество бесценных кадров.
     Есть еще один источник информации об экспедициях – их эпистолярное наследие. Первые экспедиции были длительные, и многие участники регулярно писали письма родным. Я их не читал (исключая свои собственные), но в них наверняка много общеинтересного для будущих историков.
     И, конечно же, у экспедиции есть свой устный фольклор – бесчисленные экспедиционные байки, прекраснословные сказания о ярких событиях, никогда никем не записывавшиеся, но передающиеся в устной форме от ветеранов экспедиций к неофитам, становящимся впоследствии героями новых сюжетов и эпизодов, постоянно пополняющих экспедиционный фольклор. Кроме того, в экспедициях рождаются свои стихи, песни, баллады, лимерики, отражающие в художественной форме экспедиционную жизнь.
     Я обо всем этом вспомнил, читая дневники Володи Борщева о тех пяти экспедициях, в которых он принимал личное участие. В экспедиции у него был статус вольноопределяющегося мужика (а мужчина в экспедиции никогда на бывает лишним). Кроме того, нас с ним связывала личная дружба. Он не стремился овладеть профессиональной стороной нашего дела, хотя она для него никогда не была чужда (десятки лет он проработал в ВИНИТИ в одном с лингвистами секторе), и на самом обобщенном уровне он понимал наши цели и принимал наш способ их достижения.
     Никто ему писать эти дневники не поручал. Он их писал добровольно, для себя и от души. Его интерес к нашим путешествиям также был им взращен самостоятельно, а не навязан извне. Володя не делал из своего «хобби» секрета и охотно давал почитать желающим после экспедиции.
     Надо сознаться, что я не относился к этому занятию особенно серьезно. Ну пишет и пишет. Мы ничего такого зловредного не делаем, чтобы опасаться суда потомков. В то же время на эпос они не тянут. Мне они казались тогда слишком протокольными. Никакого упора на «яркие» события, на фабулу и интригу. Главная цель – зафиксировать, что вчера было то-то, а сегодня то-то.
     И вот, прошли многие годы, число прожитых мной экспедиций приближается уже к четырем десяткам. Обремененная память пока еще хранит неповторимые образы каждой из них, но многое безвозвратно забыто, и ты даже не знаешь, что. И ясно, что и то немногое, что я пока помню, я уже никогда не запишу, самое большее – кое о чем еще раз, может быть, расскажу начинающим свою экспедиционную карьеру студентам, для которых это седая старина.
     И вот, по прошествии многих лет я вновь прочел дневники Володи Борщева, и оказалось, что в этой протокольной сухости есть своя историческая поэзия. Сиюминутные детали казались малозначащими и невыразительными, пока существовал тот мир, частью которого они являлись. А теперь, когда этот мир давно растворился в дымке времени, его детали становятся ориентирами, по которым этот мир вновь возникает, притом не только в памяти очевидцев, но и в сознании совершенно посторонних читателей. Что касается меня, то обо многом я узнаю как бы впервые, как будто не я был участником и действующим лицом многих событий. И оказывается, что дневники В. Борщева – это очень ценный памятник эпохи 80-х годов, преломленных через экспедиционное стеклышко, и, конечно же, это памятник тех экспедиций, которым повезло быть запечатленными в этих дневниках.
     И оказалось, что за 33 года, что существуют «наши» экспедиции, ничего подобного никем не было сделано. Эти дневники, тем самым, так же уникальны, как и «наши» экспедиции.
     Спасибо, Володя!


в подраздел « За языком. Дагестан, Тува, Абхазия. Дневники лингвистических экспедиций »

в раздел «Остальное»

на главную страницу